По всем радиостанциям с «претензией» беседы матерых аналитиков. То же самое, что и одиннадцатого сентября 2001 года: они не люди, вы понимаете… расслоение общества… глобализация… ислам вообще крайне жестокая религия… крестовые походы… начало новой эры… нужно срочно что-то делать… все меняется, нужно найти свое место в сложившемся положении, иначе… давайте прямо сейчас… Холодные спокойные голоса. Мелькающие за тонкой иронией улыбки. Приподнятая бровь и насмешливый взгляд поверх голов привычных уже собеседников.
И пусть ясно что те, кто говорит в студии и те, кто может что-то сделать никогда не пересекутся.
Это их время.
Ненавижу.
Одно и то же, теми же словами. Можно записать один эфир и регулярно крутить его по всем заинтересованным каналам.
Невольно вспоминается Довлатов: Америка, съезд эмигрантов, готовых решать «судьбы Родины» - определиться с будущим Союза, колосса на глиняных ногах. Сражение за место председателя. Выдвижение постулатов для открытого письма Правительству и Партии. Составление послания Елене Боннэр…
Бессмысленно. Все вокруг бессмысленно и жестоко. Больно.
В прошлом году ученые из университета Атланты обнаружили ген любовной верности.
Пока только у мышей
Смена имени связана с тем, что Venise известна на бисерных сайтах и ко мне в дневник заглядывают в поисках схем и фотографий. Ничего не находят и пишут письма с вопросом "а где же?". Надеюсь, резкий взлет карьеры от недоВенеции в княгини характер не испортит и манией величия не заразит
У меня, кажется, есть только два пути. Либо жизнь прервет несчастный случай, возможно самоубийство в состоянии аффекта. Либо я уйду в монастырь – не к Богу, но от мира.
Сегодня у моих родителей годовщина свадьбы - они сами вспомнили об этом после обеда. Причем вспомнили как-то параллельно и независимо друг от друга. Купили два торта и, смеясь и глядя друг на друга, поставили их на стол. А потом сели считать, какая именно празднуется годовщина. И запутались.
Господи, дай нам всем так запутаться.
Пальцев не хватало катастрофически.
В результате совместных усилий было выяснено, что папа с мамой вместе уже 38 лет. Опять же вместе решили, что столько нормальные люди не живут.
Я Вас люблю. Пускай у Вас будет ещё много несчитанных годовщин. И простите меня.
написанная, видимо, скорее для меня самой, в надежде, что по ночам я перестану вздрагивать от воображаемых визга тормозов и удара...
Здесь много и местами кроваво.
читать дальшеКаблуки, мини, темная блузка, свободная куртка и полураспущенные волосы. Вечер пятницы, чуть больше восьми, возвращаюсь с работы домой. Дом близко, уже виден подъезд, осталось только перейти улицу. Честно смотрю налево - вдалеке видна черная точка приближающейся машины. Точка совсем маленькая, у меня есть время добраться до разделительной полосы. Стою уже на ней, вдруг внутри все сжимается. Быстро, почти инстинктивно, делаю шаг вперед и - оглушительный визг тормозов, удар. Перед глазами все мелькает, кружатся цветные пятна. Дальше, видимо, была потеря сознания. Лежу на асфальте, рядом сумка, на ней мобильник - кто-то снял его у меня с пояса. Дальше, за сумкой, люди, а точнее ноги, много ног. Голову не поднять, двигаются только глаза. Упала? Поскользнулась? Пытаюсь встать, но пошевелить удается только пальцами правой руки. Тогда понимаю: это сон! Идиотский сон, поэтому у меня, неподвижно лежащей на асфальте ничего особо не болит. А ещё точно знаю, что сломана нога и кровь заливает лицо. Только проснуться не получается. Медленно вспоминается визг тормозов, удар, полет... Точно не помню, но вроде бы начинаю кричать - от ужаса и непонимания. Через какое-то время - показалось что быстро - приехала скорая. Двое или трое молодых высоких мужчин в халатах. Меня перебрасывают на носилки. Сильной боли нет, но точно чувствую раздробленные кости правой ноги, остальное вроде как целое. В машину же бросают сумку, телефон начинает звонить. Это мама, но мне не дают ответить. Стягивают куртку, делают укол в плечо. Кто-то выпытывает у меня анкетные данные - имя, фамилию, возраст, место жительства. Как-то дотягиваюсь до телефона и звоню маме: "Ты где? - Тут, около дома, в скорой. Меня сбила машина. - Сейчас приду". Врачи что-то со мной делают, как-то привязывают, фиксируют обе ноги шинами. Мамино лицо. Ей отдают сумку, куртку и пакет. В машину не пускают, но больница тут же, рядом, в паре сотен метров. Дверь закрывается, скорая с мигалкой въезжает по спуску на второй этаж НИИ Скорой Помощи им. Джанелидзе. Меня перебрасывают на другие носилки и везут через приемный покой. Там ненадолго притормаживают и две женщины в масках и халатах пытаются меня раздеть. Колготки режут большими ножницами, при прикосновении к сломанной ноге невольно вскрикиваю. Рядом мама. Дальше разрезают юбку и блузку, потом белье. Голой везут мимо каких-то людей, слышу чей-то комментарий: "Даная!". Вспоминаю, что совсем недавно вяло отбивалась от фотосъемки в стиле ню именно в образе Данаи. Страшно и холодно. Операционная - белые стены и пронизывающий холод. Перебрасывают на очередную кровать, замечаю что простыня, на которой я только что лежала, стала пятнисто-красной. Сейчас уже не помню точно последующие события. "Смотрите налево!" - и с правой стороны в ключицу врезается что-то острое. Скашиваю глаза и вижу резиновую трубку, торчащую уже из меня. Врач - очень крупный мужчина - пытается выявить все возможные переломы кроме очевидного. Давит пальцами на бедра так, что я непроизвольно кричу. "Вам больно? - Нет, щекотно. И ничего не сломано, правда!". Не верит, продолжает свои зверские упражнения. Дальше зачем-то режут живот. Режут тупым скальпелем - врач просит у сестры более острый, но у неё нет. Обезболивания тоже вроде как нет, больно, поэтому кричу и извиваюсь. Меня придерживают, процесс затягивается. Наконец всаживают толстую резиновую трубку и в живот. Сейчас там уродливый багровый шрам в виде креста с двумя перекладинами. Кровь с лица никто не вытер, меня накрыли простыней, откатили к стене и занимаются новым пациентом. Холод почти невыносимый, вся дрожу так что дребезжат носилки. Лежу довольно долго, потом подходит врач с дрелью в руках. Говорит ласково: "Не бойтесь, я травматолог. Это хирурги делают больно, я не буду". Закрепляет сломанную ногу в металлической клетке, делает укол в стопу... а потом ДРЕЛЬЮ просверливает ногу сквозь кость толстой спицей. От ужаса теряю сознание, меня оставляют в покое. Когда носилки выкатывают из операционной, большие электронные часы на стене показывают 00:34. В коридоре подходит мама, что-то говорит. Пытаюсь просить у неё прощения, но меня быстро увозят. Пронизывающий холод, реанимация, яркий свет прямо в глаза. К трубке на груди подсоединяют капельницу, потом вторую, третью. Сестра набрасывает на меня сразу несколько одеял, но все равно от холода трясет. Кто-то рядом стонет и плачет. Свет, боль, холод и страх, растворяюсь в них, тону. Заснуть невозможно. Через несколько часов - так показалось - отвозят в палату... Две недели полной неподвижности. Лежать можно только на ободранной асфальтом спине, к сломанной ноге за спицу прицепили гирю, операцию делать не торопятся. Говорят - был ушиб сердца, инфаркт, наркоз делать нельзя. Уколы, капельницы, испуганный голос подруги в телефоне, сразу постаревшее лицо мамы, её рассказ о произошедшем. Меня сбил черный мерседес, летевший на скорости больше 100км/ч. Вел не хозяин, а нанятый водитель. Ментам дали денег и они быстро потеряли протокол о неисправном спидометре, забыли переписать свидетелей. От удара я взлетела метра на полтора вверх и упала на машину. Головой разбила лобовое стекло, тушкой катастрофически помяла капот. Опять ударилась о машину и пролетела метров десять по асфальту, ободрав спину и грудь. Куртка и сумка при этом совершенно не пострадали, вот что странно. Уцелели телефон на поясе и цифровик в пакете - утром того же дня я купила для него мягкий чехол. Погиб (сплющился) любимый mp3-плеер с металлической крышкой. У меня два осколочных перелома правой голени, ушиб сердца с инфарктом, сотрясение мозга, содранная кожа на лбу, груди и спине, жуткие черные синяки по всему телу. Врачи сказали: "Повезло!"
Соблазняюсь недоступным, влюбляюсь в запретное. Живу во сне, пытаясь не испачкаться о липкую паутину реальности. Какие-то вечные поиски, метания, стены. Что-то налаживается и, продержавшись считанные секунды, разбивается на мелкие осколки. Кажется, что за последний месяц по-настоящему существвал только сбивший меня черный мерседес.
Слишком сильно ворочалась во сне, даже проснулась на пару секунд. Этого хватило.
Возможно, Venise очень долгое время не появится в виртуальном сетевом пространстве. Вчера вечером ее сбила машина. Сегодня утром Venise привезли из реанимации, и она поделилась со мной по мобильнику «радостью»:
«Трофейный мерседес, - говорит. – Компьютеры я ломала и много всего, а вот мерседесы…»
читать дальше6 марта Славик сидел на уроке русского языка и делал вид, что пишет упражнение. На самом деле мысли его сосредоточились совсем на другом. Впрочем, не совсем на другом, точнее другой, мысли Славика сосредоточились на учительнице. Если быть еще точнее - на том подарке, который каждый ученик должен преподнести этой самой учительнице уже на следующий день. Проблема состояла в том, что мысль сосредоточивалась только до слова «подарок», а пройдя сквозь него, стремительно рассредоточивалась. Что именно сделать учительнице в качестве подарка? Этот дурацкий вопрос без ответа и мучил Славика.
Можно было бы выучить стихотворение и рассказать Вере Петровне на утреннике. Это был бы самый оптимальный вариант, если бы не одно «но» - стихотворения, причем строго оговоренные, рассказывают в строго оговоренном порядке строго оговоренные ученики, в строго оговоренном количестве, а именно 4 мальчика и 2 девочки, назначенные самой Верой Петровной еще за две недели до праздника. Славик бы в любом случае не попал бы в эту шестерку, даже будь он девочкой, потому как, кроме всего прочего, для этого нужно было хорошо учиться. Из прочих вариантов заслуживали внимание лишь несколько идей, которые были хотя бы выполнимы. Дарение цветов отвечали этому условию, но Славик, истинный математик, чувствовал, что оно, условие это, было хоть и необходимым, но явно не достаточным. Посему следовало добавить к этому что-то еще. Но что?! Можно было бы сделать красивую открытку, внутри которой нарисовать улыбающуюся Веру Петровну и подписать: «Любимой учительнице, Вере Петровне от ученика 5Б класса Козлова С. в международный женский день 8 марта». Способностей к рисованию, как впрочем, и прочих способностей у Славика не было,
однако Славик не сбрасывал эту идею со счетов, оставив ее на крайний случай. Можно попросить сделать маму торт, судя по размерам Веры Петровны - она не прочь отведать за чашечкой чая кусочек…
- Интересно, ей кто-нибудь когда-нибудь делал куннилингус?
Славик так был погружен в свои мысли, что даже растерялся. Он посмотрел на Юрика. Юрик был двоечником, и второй день сидел за одной партой со Славиком.
- Что? – переспросил Славик.
- Прикинь этой жирной суке сделать куннилингус, - тихо, а потому особенно мерзко, захихикал Юрик
Славик недоуменно помолчал, потом прошептал:
- И что?
- Ну ты бы смог сделать ей куннилингус?
Славик призадумался:
- А разве это так сложно?
- Ну сделай, если не сложно, - силясь не расхохотаться, кинул Юрик
- Ну и сделаю, - обиженно буркнул Славик.
- Хахаха, спорим, что не сделаешь?
Это было уже слишком. Это был вызов.
- Вот увидишь - сделаю!
- Успокоились и замолчали! – завизжала Вера Петровна
Славик опять уткнулся в тетрадь. Юрик подтолкнул его на мысль. Коль скоро куннилингус сделать сложно значит никто и не будет его делать. Следовательно, если он таки сделает Вере Петровне куннилингус, он выгодно отличится от всех остальных в классе с их одинаковыми открытками, тортиками и прочими банальными
мелочами. Славик смутно догадывался, что сложность сделать его именно Вере Петровне в конечном итоге сводится к тому, что она - учительница, здесь ошибиться нельзя, это очень ответственно и легко можно попасть впросак. Потому нужно сделать не просто куннилингус, а самый лучший куннилингус, безупречный и
правильный. Это было действительно сложно, учитывая, что до этого Славик вообще не делал никогда куннилингусов. Даже самых плохеньких. Он даже начал сомневаться правильно ли поступил, что поспорил с Юриком. Однако сомнения Славик тут же отбросил. Он во что бы то ни стало, сделает Вере Петровне куннилингус, чего бы ему это ни стоило!
Славик думал об этом все оставшиеся уроки. Никогда его еще не видели таким задумчивым. В общем-то, Славик был полон уверенности, что он сможет это сделать. Проблема заключалась лишь в том, что бы выяснить, как именно делается куннилингус. Он решил спросить об этом Стёпу - самого умного в их классе
- Стёпа, ты когда-нибудь пробовал делать куннилингус?
- Вообще-то не пробовал, - ответил неуверенно Стёпа
Эта неуверенность в степином голосе насторожила Славика. Он упрекнул себя за такую неосторожность. Ведь теперь Стёпа тоже может ухватиться за эту мысль. Вполне понятно, что он не станет плодить конкурентов, рассказывая им все подробности того как делается куннилингус. Спрашивать нужно лиц незаинтересованных.
После уроков Славик поплелся домой. Зашел в свой двор. На лавочке сидели пьяные старшеклассники. Один из них громко ругался. Славик узнал в нем Вову со второго подъезда. Вова иногда катал его на велосипеде. Теперь Вова орал:
- Ах, она сука, тварь такая. Да я ради нее все делал, все бабки на нее спускал! Кинула, убью, крысу! Вот что мне с ней делать, пацаны, что мне теперь ей суке сделать?!!!!
Пацаны молчали. Вова тоже замолк и отпил с горла. Славик, остановившись рядом и слушая все это, неожиданно сам для себя сказал:
- Может быть, тебе сделать ей на 8 марта куннилингус?
Все уставились на пятиклассника. Воцарилось гнетущее молчание.
- Куннилингус?.. – криво глядя на Славика, промычал наконец Вова, - куннилингус? Ей?! После всего этого?! Да.. я ей сделаю куннилингус, - и, набирая обороты, - я ей суке сделаю куннилингус! Лобзиком, наждачкой и выжигателем! Такой куннилингус ей сделаю, что она на всю жизнь запомнит!
Славик поспешно зашел в подъезд. Конечно, Вова был явно не в себе и дальше его лучше было не расспрашивать, но, по крайней мере, Славик узнал, чем ему нужно делать подарок Вере Петровне.
Дома никого не было. Наспех перекусив, Славик полез в кладовку. Достал из нее и лобзик, и выжигатель, а так же несколько деревяшек, фанеру, пару нулевых наждачек и линейку. Перетащил это все в свою комнату и разложил на столе. После чего взял оба инструмента для изготовления куннилингуса в руки и завис над
столом. Что делать дальше он не знал. У него не было ни малейшего понятия как должен выглядеть этот злосчастный куннилингус. Впрочем, была еще одна надежда выяснить это. Славик достал с полки обе книжки – одну по выжиганию, другую по поделкам из дерева. Два часа он изучал каждую картинку. Были деревянные уточки, скворечники, всевозможные черные узоры на гладкой фанере, был один кораблик, в общем в книжках содержалось множество картинок, но ни одна из них не была подписана словом «Куннилингус». У Славика опустились руки. Он безвольно сел на кровать. И в это время с института пришла старшая сестра. Славик решительно пошел вслед за ней на кухню. Она-то за свою жизнь, уж точно, сделала хотя бы один куннилингус. Да наверняка больше. Зазря что ли ее любят все преподаватели и подруги.
- Настя, ты знаешь как сделать куннилингус?
Настя застыла с заварником в руках и удивленно посмотрела на братика:
- Славик, зачем тебе это?
- Скажи. Мне очень, очень надо, - жертвенным голосом взмолил Славик.
- Не думаю, что я могу тебе в этом помочь, - попыталась спрыгнуть с темы Настя.
Но Славик хоть был и младше ее на 8 лет, но малым вырос не по годам смышленым - ход сестрицыных мыслей стал понятен ему сразу же. Естественно, она все знала, это было видно по ее лицу. К тому же она заметно нервничала. Просто не хотела выдавать секрет изготовления куннилингуса. Старшие дети никогда не говорят
младшим как они добились тех или иных умений. Оно и понятно – им до всего приходилось доходить самим, путем долгих тренировок, многочисленных проб и ошибок. Они очень ревностно относятся к этому, чтобы так просто рассказать это младшим, которым вечно достается все уже готовеньким. Славик понимал это. А
потому он заявил:
- Ну тогда я спрошу у кого-нибудь другого.. У Вовы например. А потом буду делать куннилингус всем подряд. Все будут приходить только ко мне и просить, чтобы именно я сделал им куннилингус!
Славик не просчитался. Попал в самую точку. Сестра заметно забеспокоилась. Она села на стул и, поставив локоть на стол, уперла лоб в ладонь: «Так…». Славик сел рядом и молча выжидал. Он рос отличным стратегом. Через несколько секунд Настя посмотрела на брата:
- Слав, для начала это..это не делается всем подряд, это ясно?
- По честному я хочу сделать это только одному человеку, - тут же заверил ее Славик.
- Одному?.. – Настя запнулась в нерешительности. Но было видно, что это ее успокоило. Одному – не всем, первенство своего она не потеряет. В том, что она его имела теперь у Славика не оставалось ни малейшего сомнения.
- Ну, - продолжила осторожно Настя, взвешивая каждое слово, - ты хотя бы знаешь..ээ.. как бы это сказать.. ну, например.. скажем.. чем он делается?
Славик видел всю ее насквозь и в душе ухмылялся этой ее осторожности. Он ответил столь же неопределенно:
- Я же тебе сказал – я не знаю как. А чем, - он кинул на сестру многозначительный взгляд, - чем я знаю.
- Так.. ну ладно.. уже легче.. Только обещай, что не будешь никому рассказывать?
Уж на это-то сестрица может рассчитывать в полной мере. Он уже понял, что такими знаниями не раскидываются.
- Обещаю.
Сестра сделала глубокий вдох, в следующее мгновение выдох и вошла в странное состояние настороженной непринужденности.
- Видишь ли, - начала она, - здесь нет единых правил. Самое главная ошибка всех начинающих, что они полагают, что..хм.. что чем сильнее натираешь..ээ..
- Палочку? – подсказал Славик
- Палочку? – переспросила Настя, - хм.. ну да.. да, палочку.. тем куннилингус получается лучше. Но это не так. Если хочешь сделать настоящий куннилингус оставь эту… прости господи… палочку на потом. На самый конец…
- … Сначала нужно аккуратно - не надо резких движений, все испортишь - пройтись вокруг… можно начинать осторожно ээ.. раскрывать..ээ щелочку..
- Как это?
- Ну раскрыть щелочку, просверлить дырочку, начнешь делать поймешь… можно даже пальцем помочь, если не получается.
- Ага.. – понимающе кивнул Славик.
- Только делать это нужно очень аккуратно. А то некоторые это проделывают так как будто из бревна топором лодку выстругивают. С отдельными бревнами может так и стоит поступать, но вообще-то за такой куннилингус убивать надо.
Слава запомнил это важное замечание. Дело было явно рискованным.
- Ну а как он хоть выглядит-то вообще?
- Ну я же тебе рассказываю. Выглядеть он может по разному, потому…ээ.. побольше фантазии, - постепенно расходилась Настя, - это не должно быть просто набором каких-то фиксированных штампов, они здесь как раз и не приветствуются. Это сродни искусству. Не бойся экспериментировать. Доверься своему воображению. Тебе
самому должно это нравится.
- Ну а что самое главное-то?
- Самое главное – делать это с любовью. Если будешь следовать этому правилу, мелкие огрехи никто не заметит. А крупных…лучше все же не делать.
- Понятно.
- Ну в общих чертах.. это все…
Слава поблагодарил сестру за дельные советы и отправился в свою комнату. В целом, в общих чертах, Славик уловил основную идею куннилингуса. Куннилингусом называли нечто вроде работы на свободную тему. Как и любая свободная тема свободна она с известными ограничениями и наилучший результат, как не крути, все
же приходит с опытом. Это было, конечно, не самое приятное открытие, но все же его успокаивали последние слова сестры о любви и мелких огрехах. Никто, даже Вера Петровна, не будет требовать от него куннилингуса высшего пилотажа, как никто не ждет даже в лучших школьных сочинениях настоящих литературных шедевров.
Уже закрывая за собой дверь, он услышал тихий голос сестры, явно обращенный самой себе: «все нормально, все нормально, я и сама ведь первый раз в таком же возрасте… это лучше, чем если бы…»
Он закрыл за собой дверь. Подошел к столу, где были разложены инструменты и материал. Славик взял в правую руку наждачную бумагу, осмотрел стол, приподнял левой рукой небольшого размера палочку, повертел ее между пальцев и отложил подальше. Вместо нее он взял фанерный лист средних размеров, сел на пол и
принялся натирать его наждачкой. Он старался особо не налегать. Аккуратно и терпеливо он зачистил сперва одну сторону, затем другую. Постепенно он снял с поверхности фанеры все шероховатости, она стала гладкой как зеркало. Славик был доволен проделанной работой. На другом листе фанеры он сделал два распила
лобзиком, затем опять взял наждачку и зачистил их изнутри. Дальше он на два раза свернул наждачку и скрутил ее в трубочку. Внутрь, для упругости, он поместил небольшой металлический стержень, замотал верхний конец наждачки изолентой и полученным инструментом принялся вытирать отверстие посреди фанеры. Он был похож на первобытного человека добывающего огонь. Дело двигалось крайне медленно. Он то и дело, как советовала сестра, убирал наждак и пытался простучать углубление пальцем. Впрочем, особого эффекта это не давало, и он вновь брался за стержень, обернутый наждаком и продолжал терпеливо вкручивать его в центр фанерного листа. Занятие это было крайне утомительное. Теперь он понимал, что делать куннилингус
- действительно сложно. Вдвойне сложнее то, что он делал его Вере Петровне, этой толстой дуре. Столько трудов, и кому?! Юрик знал, что говорил. Теперь и Славик осознал это в полной мере. Но отступать было уже поздно.
До поздней ночи он возился со своим куннилингусом. За это время он смастерил что-то наподобие ни то парусника с мачтой посередине, ни то макета тетради, с торчащей в нем ручкой, понять было сложно, описать словами тем более. Но одно можно сказать точно – получилось нечто действительно красивое. Последнее, что
сделал Славик была надпись упорно и настойчиво выведенная выжигателем на боковой стороне композиции: «Куннилингус». Чуть ниже: «С праздником 8 марта». Выводить «Вера Петровна» не было уже никаких сил, точнее силы еще оставались, но лишь на то, что бы закрепить авторство. Третьей строчкой маленькими буковками он скурпулезно вывел: «Козлов С.»
На следующее утро, 7 марта, Славик очень аккуратно завернул в бумажный пакет куннилингус и положил его в рюкзак. С бьющимся от волнения сердцем он, вместе с родителями, отправился в школу на утренник,посвященный международному женскому дню.
В классе собралась куча народу. Взрослые и дети едва расселись по местам. Кто-то сидел на подоконнике, кто-то стоял вдоль стенки. Несколько ребятишек сидели на корточках. На своем королевском месте, за столом, слева от доски водрузилась сама Вера Петровна. Все утихли и началось торжество.
Первыми по программе выступили шестеро счастливчиков со стихотворениями. Каждому из них долго и натянуто хлопали. Даже Маше, которая запнулась на третьей строчке первого четверостишия. Затем последовала сценка, над которой все, кроме Веры Петровны, громко смеялись, следом за первой последовала сценка вторая над
которой смеялась только Вера Петровна. Пришла пора всевозможным конкурсам, и, наконец, в завершении, ученики дружным строем потянулись со своими подарками к учительнице. Каждый подходивший говорил заранее заготовленную фразу: «Вера Петровна, вы самая лучшая, добрая и справедливая учительница, я хочу подарить
вам открытку, которую сделал сам». Открытка показывалась всему классу. «Вера Петровна, вы не просто учительница, вы настоящая женщина и мы с мамой по-женски поздравляем вас вот этим тортом». Торт так же демонстрировался публике. Очень скоро на столе Веры Петровны образовалась целая стопка открыток и несколько коробок с тортами.
Славик шел самым последним, держа в руке сверток. Он остановился перед Верой Петровной. Вера Петровна смотрела на него испытывающе-любящим взглядом, от которого у Славика едва не подкосились ноги. Он молчал. Все ждали. «Слава, - услышал он где-то вдалеке голос мамы, - ну что же ты давай». Взгляд Веры
Петровны становился уже напряженно-испытывающе-любящим. Славик поспешно развернул сверток и протянул его Вере Петровне.
- Ну что же ты, Козлов, покажи всем, что ты сделал, - противно улыбнулась Вера Петровна.
Славик вытянул руки с подарком над головой.
- Очень хорошо, - не спеша проговорила Вера Петровна, - хм.. и что же это за такая, с позволения сказать, поделка означает, можно полюбопытствовать?
- Это куннилингус, - дрожащим от волнения голосом сказал Славик, и поспешно добавил, - этот куннилингус я сделал вам, Вера Петровна. Поздравляю с 8 марта.
Выражение лица Веры Петровны не изменилось. Есть такая детская игра. Называется «Море волнуется»: «море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три, морская фигура замри». Эффект был приблизительно такой же. Все замерли в тех позах, в которых находились за мгновение до этого. Первым своим хохотом нарушил всеобщий паралич Юрик. Он вызвал цепную реакцию. В следующую секунду класс взорвался всеобщим термоядерным гоготом. Вера Петровна, все с тем же выражением лица сквозь зубы прошипела: «вон».
Славик, сжимая куннилингус в руках, пулей вылетел из класса, скатился вниз по лестнице и выбежал на улицу, обогнул школу и сел на заднем дворе прислонившись к стенке. Весь красный от стыда он плакал так сильно, что не хватало сил даже на то, что бы реветь со звуком. Со стороны можно было подумать, что у мальчика случился приступ эпилепсии.
Вся случившаяся несколько минут назад трагедия стояла перед его глазами картинкой со всеми безжалостно прорисованными деталями. Славик ожидал всякого, но только не такого. Его душила обида. Он силился понять как же так получилось. Ведь он столько сил отдал, делая этот куннилингус, он представлял как все восхитятся им, как Вера Петровна пустит слезу умиления и он станет самым любимым учеником в классе… Так Славик просидел какое-то время. Как вдруг он почувствовал что до него кто-то дотронулся. Он поднял голову. Сквозь слезы бедный мальчик не сразу узнал кто это был. «Не плачь», - услышал он знакомый голос. Славик протер глаза. Перед ним стояла одноклассница Верочка. «Не плачь», - повторила она и подняла валяющийся в тающем снегу рядом со Славиком подарок учительнице.
- «Куннилингус», - прочла она, - а ты знаешь, Козлов… Слава, мне он нравится. Правда.
Славик посмотрел на нее, но ничего не ответил.
- Очень красиво. Ты сам его сделал?
- Сам, - буркнул Славик
- Не обращай внимание на этих дураков, - сказала Верочка.
- Тебе легко говорить, ты не знаешь как это… - начал было Славик.
- Знаю, - перебила его Верочка.
- Ты тоже делала кому-то куннилингус?! – выпучил глаза Славик.
- Нет, не куннилингус. Я сделала минет нашему физруку на 23 февраля, - пояснила Верочка.
- Правда? – уже почти без всхлипов переспросил Славик. Сам он этого не знал, потому как болел тогда гриппом и две недели в школу не ходил.
- Да. Хочешь посмотреть? - кокетливо подмигнула ему Верочка, - Он у меня с собой.
- Ну можно, - осторожно согласился Славик.
Верочка нырнула в свой рюкзак и достала из него маленькую сумочку, из которой, в свою очередь, извлекла свой минет. Минет представлял собой кусок обработанной материи белого цвета - нечто среднее между косынкой и платком. По всей его поверхности красовались вперемешку вышитые красными нитками сердечки и
звездочки. По бокам, образуя ни то купол, ни то просто треугольник скрещивались две шпаги. Внизу крупными буквами, составленными из цветочков было по девчоночьи чересчур, как показалось Славику, сентиментально вышито слово «Минет», а внизу розовой ниткой мелко выстрочено на машинке «Коновалова В.».
Славик держа верин минет в руках, сказал:
- Да, очень красиво. И что же произошло? – ответ на этот вопрос действительно интересовал его.
- Да.. При всем классе вывел за ухо из спортзала и велел прийти с родителями. Такая вот история.
Славик еще раз посмотрел на платок. Он ему и впрямь понравился. Вера эта заметила.
- Хочешь я подарю тебе его?
- Но ты ведь не мне его делала.
- А ты представь, что тебе. Я очень хотела бы сделать тебе минет. Ты хороший.
- Спасибо, - проговорил Славик. – знаешь что. Если ты сделала этот минет мне, то тогда этот куннилингус я сделал тебе.
- Правда?! – заблестели глаза у Верочки.
- Да. Теперь он твой.
Верочка кинулась к нему на шею и поцеловала в щеку.
- Фу, - отпрял от нее Славик, - вот еще.. если я тебе сделал куннилингус, а ты мне минет – это еще не значит, что я хочу с тобой целоваться. Это уже слишком.
- Хорошо, - засмеялась Верочка, - тогда давай просто дружить!
- Ну давай, - согласился Славик.
С тех пор они дружили. Ходили вместе в столовую, иногда даже держались за руки. Славик сделал своей подруге еще несколько куннилингусов. Она же старательно и с любовью творила ему минет. Иногда они делали это вместе, либо у Верочки дома, либо у Славика. Со временем у них получалось все лучше и лучше. Они даже стали делать «два в одном». Славик выпиливал лобзиком куннилингус, а Верочка старательно обшивала его минетом. Это были настоящие шедевры.